Живи, мой Нерчинский Завод!

Живи, мой Нерчинский Завод!

На фото: Дом купцов Кандинских — визитная карточка Нерчинского Завода

Здравствуй, моя любимая «Вечорка», газета, которая вот уже несколько лет живет рядом со мной! Хорошим, добрым другом ты вошла в мой дом, в мою семью. Листая твои страницы, я как будто вместе с тобой путешествую по родному краю; знакомлюсь с читателями разных городов, сел, деревень — с их радостями и проблемами… Ты знаешь, «Вечорка», а у меня тоже есть такое место — лучше, милее и краше которого для меня нет ничего на всем свете. Там моя милая родина, мои корни, мой дом. Хочешь, я расскажу тебе и твоим читателям об этом дорогом для меня месте?

Здравствуй, мой родной Нерчинский Завод!

Вот мы и встретились с тобой после долгой разлуки длиною в 60 лет. Слезы застилают глаза — это слезы радости от встречи с тобой и слезы грусти от столь долгого расставания.

А вот и моя любимая Забайкальская улица (я упоминала о ней в своей статье «Муму по-забайкальски»). Наш дом в то далекое время стоял у самого подножия Крестовки — это высокая гора, на самой вершине которой можно увидеть большой православный крест. Наверное, поэтому она так и называется. Почему-то в моих воспоминаниях Крестовка всегда выглядит в своем весеннем наряде — от подножия до самой макушки на ней вырастают мелкие белые цветочки, которые мы называли кашкой. В своем белоснежном наряде из кашки наша любимая Крестовка — ну прямо как невеста на выданье. А ближе к лету на ней расцветают необыкновенно красивые цветы — Марьин корень. В пору их цветения в любом доме на Забайкальской можно увидеть прекрасный букет.

А поляны подснежников, голубых, чистых, как весеннее небо после грозы… А заросли багульника! Издалека наш лес в это время казался сказочно красивым, необыкновенным — расцвел багульник! «Весь склон будто солнышком залит — багуловый вспыхнул пожар…».

Ландыши, лилии, жарки, саранки, маки, цветущая черемуха и зеленый лес… Сейчас, когда гибнет природа, вся эта красота кажется мне далеким призрачным сном. Неужели я все это видела? Неужели все это было? И был живым лес?

С наступлением лета наша Забайкальская оживала от шума детских голосов. После зимней спячки вся ребятня высыпала на улицу. Какое же это было счастливое время — беззаботное детство! Игра в лапту, городки, прятки, хороводы… Чего только мы ни придумывали. И не беда, что порой и надеть-то особо было нечего, и поесть-то не всегда успевали, кусок хлеба в руки — и на улицу, на целый день.

Помню, по соседству с нами жила семья Говориных, такая же бедная, как и все на Забайкальской. Но это нисколько не мешало братьям-близнецам Коле и Толе все лето носиться босиком до самой осени и чувствовать себя абсолютно счастливыми, как, впрочем, и другим ребятишкам.

Вы правильно подумали — это именно те самые братья Говорины, всеми уважаемые доктора, депутаты, слуги народа Николай Васильевич и Анатолий Васильевич Говорины. Может быть, они прочитают эти строки и вспомнят свое босоногое детство, свою малую Родину. Мои земляки, которыми, конечно же, я горжусь. Я отвлеклась.

Итак, летняя пора продолжается, купаться нам особо было негде. Алтачи — небольшая речушка, не разгуляешься. Но мы и тут находили выход — делали запруды из подручного материала. И в этих, с позволения сказать, прудах купались до самого вечера, а вечером грязные, уставшие, голодные, но весьма довольные собой и проведенным временем, расходились по домам, чтобы завтра, как говорится, все опять повторилось сначала.

Сейчас, когда я смотрю на современную ребятню, мне искренне жаль этих малолетних «старичков» и «старушек», которые ничего и никого не видят и не замечают вокруг, кроме своих, как они выражаются, навороченных смартфонов (надеюсь, я правильно написала это слово). Несчастные, они не знают, как это здорово — собраться гурьбой, поиграть в лапту, искупаться в грязном пруду, подраться, побегать босиком. И не надо заводить виртуальных друзей. У нас они более близко, рядом — готовые прибежать по первому зову, помочь, поддержать.

С наступлением сентября родители (кто как мог) собирали нас в школу, которая находилась довольно далеко от нашей Забайкальской. Но это нас ничуть не смущало. Шумной ватагой, со смехом, шутками, спорами мы шагали в мир знаний.

А вот и школа — двухэтажное здание из красного кирпича, по[1]строенное еще в дореволюционное время (вот бы узнать историю этого здания). Напротив школы — большая братская могила. В ней покоятся останки революционеров, расстрелянных семеновцами. Среди расстрелянных — мой прадед, заядлый коммунист-революционер. Помню, с каким благоговением мы, ученики, вместе со взрослыми ухаживали за этой могилой, проходили и праздничные демонстрации, митинги. Но, увы, история сменила свой ход, и братская могила оказалась в запустении (но, может, я ошибаюсь). Скажу только одно — мы должны помнить о каждой вехе истории, какой бы она ни была. Надеюсь, что мои земляки об этом помнят, и братская могила наших предков в полном порядке — чистая, ухоженная и, главное, не забытая новым поколением, пусть даже и в новом XXI веке.

Но, пожалуй, пора вернуться в школу.

Наши учителя. Они были для нас не просто учителями, а чем-то несравнимо большим и важным. Уроки английского языка — нет, это были не просто уроки, это была песня в прямом ее понимании. Когда наш преподаватель Алексей Николаевич входил в класс, мир для нас переставал существовать. Вот он, молодой, красивый, проходит к столу, небрежно бросает на него журнал и… все. Он среди нас, он с нами — он наш товарищ, самый близкий друг. Между собой мы называли его Алексеюшкой. Нет, он не заставлял нас зубрить и без конца перелистывать учебник. У этого педагога была совсем другая методика: игры, загадки, пословицы — все на английском. А сколько мы выучили песен! Почему-то наш Алексеюшка отдавал предпочтение негритянским песням. Я и сейчас помню песню о негритянском певце Дисохилле, казненном в тюрьме, и колыбельную маленькому Тоэбби, и, конечно, песню об отважном каштане. Позже, когда я училась в педагогическом институте, преподаватели всегда удивлялись моему прекрасному произношению и знанию английского языка. Мы смотрели на нашего педагога как на икону, он был для нас божеством.

Это сейчас, с высоты своих прожитых лет, я понимаю, как трудно жилось этому молодому парню, недавнему студенту. Чуваш по национальности, он прекрасно говорил по-русски, отлично знал свой предмет.

Как же, должно быть, трудно ему было вдали от родных, близких… Недавний студент, он снимал угол у одинокой старушки, помогал ей по хозяйству. И всего себя отдавал работе и нам, влюбленным в него ребятишкам. И за нашу любовь он платил нам той же монетой. Сейчас, когда я думаю об этом человеке, то спрашиваю себя: «А ел ли он досыта, а где он спал? А был ли у него рабочий стол для подготовки к урокам?» И не нахожу ответа. Просто домом для этого великого педагога была школа, а его близкими, родными были коллеги и мы — ученики.

Я благодарна каждому из моих преподавателей и о каждом могла бы многое рассказать. Но к чему слова, если я в свои 80 лет наизусть читаю Маяковского, Твардовского, Есенина, Горького «Буревестник» и «Песню о Соколе» и много чего еще. Это разве не заслуга преподавателя школы Нерчинского Завода Елены Федоровны? Это она на уроках литературы вела нас в удивительный мир прозы, познакомила с авторами многих литературных произведений. Ее уроки были похожи на театральные представления: мы по ролям читали, например, «Бесприданницу» Островского, представляли себя на месте того или иного литературного героя. Это было так интересно.

Сейчас, когда современные педагоги жалуются на свою «беспросветную» жизнь, на маленькую зарплату, я невольно сравниваю их с теми, другими, которые давно ушли в мир иной. Вспоминаю себя, своих одноклассников. Школа для нас была вторым, даже более близким домом, а сейчас, когда я начинаю разговор о школе с кем-нибудь из знакомых ребят, то в их глазах вижу откровенную скуку и равнодушие.

Как бы мне хотелось узнать, где же упокоился наш молодой, весе[1]лый неунывающий, бедно, но чисто одетый Алексеюшка! Я бы поклонилась его могиле, и это был бы поклон и моя великая благодарность всем, кто учил меня в детстве и кто заслуженно носил высокое звание «Учитель».

Знаешь, «Вечорка», я смеюсь, когда нас называют обманутым поколением. Мы не обманутое, мы счастливое поколение. Нет, не буду говорить о бесплатном обучении, медицине и т.п., скажу о другом. У нас, как и у каждого из вас, была своя цель, своя мечта. Нет, у нас не было родителей-олигархов. Наши родители не смогли бы платить за учебу. Но мы сами прокладывали путь, сами шли к своей мечте и добивались ее. Нам не на кого было надеяться. Своим трудом, умом и руками добивались того, чего мы достигли. И нас много таких, как братья Говорины. Мы долго и честно служили своей стране. И среди нас, тех, кто из Нерчинского Завода, нет и не могло быть предателей. А в трудное для страны время мы всегда будем рядом с ней, рядом с нашим Президентом.

Нет, мы не обманутое поколение, мы верное и преданное стране поколение. Что ж, мой родной Нерчинский Завод, я рада была встретиться с тобой, хотя бы на этих страницах. Чита не стала мне близкой, родной… Мой дом там, где ты. Если бы мне еще раз удалось побывать в родных краях, на моей родной забайкальской земле, я упала бы на колени у подножия Крестовки, там, где стоял наш дом, подняла бы глаза к православному кресту, что на вершине горы, и молилась, молилась бы за то, чтобы мы, люди, всегда помнили те места, где родились, где наши корни. Живи, мой Нерчинский Завод — самое святое для меня место! Живи долго.

Инна Георгиевна Рущенкова,
г. Чита
Фото из архива «Вечорки